Насколько память мне не изменяет, то это последние два подземных взрыва из пятнадцати. Миленькое соседство для «Всесоюзного огорода», хотя справедливости ради, радиоактивный фон здесь никогда не поднимался выше, чем на черных песках Азовского моря. И ликвидаторы получили серьёзные дозы, только потому, что работали фактически без спецодежды под напором радиоактивного рассола, идущего из скважины. А зона поражения не превысила 500 метров в диаметре.
Не знаю, насколько проработана была идея создания подземных газовых хранилищ путем проведения ядерных взрывов, но все теоретические расчеты оказались ошибочны. Гигантские пустоты должны были получиться с многометровыми оплавленными стенами, по прочности не уступающими бетону. В реальности же, стенки потрескались и попавший внутрь соляной раствор (дело было на солончаках) за несколько лет заполнил пустоты и под давлением стал вырываться наружу. Однажды запорная аппаратура и не выдержала.
Хоть бы кто заметил! Две небольшие Хиросимы в получасе езды, и никто внимания не обратил, по причине раннего утра, скорее всего. Качающиеся люстры и звенящий хрусталь в девятиэтажках позже часто вспоминали, если взрывы в дневное или вечернее время случались.
Грузимся на старенький, видавший виды, Газ-51 и отправляемся в путь. Сначала по берегу до парома, где, погрузившись на баржу, толкаемую из последних сил, древним пыхтящим катером, переправляемся через Волгу. Поскольку река здесь широкая, то направляющего троса нет, и наша плавучая конструкция выруливает странным зигзагом – позже течением немного развернет и снесет точно к намеченной цели на другом берегу, где бульдозером отсыпан паромный причал.
Ещё минут тридцать по проселочной дороге по настоящей полупустыне, разве, что без барханов, и вот мы на месте.
Чабанская точка – саманный домик, несколько построек рядом, явно хозяйственного назначения, грязные в потеках бочки от лекарств. Цистерна для привозной воды под навесом от солнца, чтобы хоть немного защитить от солнца. Ни травинки, ни нормального деревца – лишь верблюжья колючка, да такие же царапающиеся сухие шары перекати-поле, подгоняемые ветром. Редко где торчат ветки саксаула – чем бедные бараны здесь питаются? Впрочем, здесь отары не пасут – тут пункт ветеринарной обработки, а место выбирали с расчетом, чтобы всем чабанам одинаково недалеко добираться было.
Заведует «помывочным» хозяйством, седой уже, аксакал – Зейнулла, при нем помощница – закутанная в платок немолодая женщина, кухарка и хозяйка по совместительству.
Возраст степного казаха установить невозможно, ему может быть как тридцать пять, так и все семьдесят – тяжелая жизнь пастуха и Великая степь рано старит, но зато потом долго сохраняет внешний облик своих адептов. Мягкие кожаные сапоги, пиджак с карманами и брюки …галифе! Пожалуй, насчет тридцати пяти – это я сильно погорячился!
С дороги, как и положено хорошему хозяину, угощает холодной водой из черпака, который пускаем по кругу.
– Прохладная! – с восторгом, словно, это не вода, а «волшебное» пепси со спиртом, сообщает всем окружающим Птицын, потом передает бадейку по очереди мне, следующему.
– Учитывая, что холодильника и электричества здесь отродясь не было, то могу предположить, каким образом её охлаждают, – зловеще ухмыляюсь в ответ на восторги своего друга.
– И как её делают холодной? – чувствуя подвох, насторожился Димон.
– Ты точно хочешь знать? Нам ещё неделю здесь работать! – и получив подтверждение, разъясняю. – Чтобы вода была холодной, чабаны в колодец бросают лягушек! Можешь сам посмотреть – вот он под навесом, подними деревянную крышку.
Птицын побледнел, сглотнул, но нашел в себе силы, поднялся и проверил. Любопытных набралось восемь человек, включая нашего водилу, который, оказывается не в курсе местной технологии охлаждения.
– Хорошо, хоть лягушки, а не жабы, – нашел нечто положительное и в этом неунывающий Птиц, вернувшись с разведки.
– Температура тела у них градусов двадцать, соответственно вода охлаждается, особенно если их много.
Между тем аксакал начал инструктаж, наглядно объясняя на натуре – взяв багор и подойдя к зловонной траншее, заполненной разбавленным креолином. Народ внимательно слушает – им в новинку, для меня же секретов нет, поэтому скучаю в сторонке, что тут же замечает дотошный чабан.
– Ты почему не слушаешь, самый умный? – раздраженно попенял товарищ в революционных галифе и пиджаке.
– Все и так ясно и понятно. Бери баран – кидай в бассейн, башке багром давай, топить не надо. Или я что-то ещё пропустил? – тоже мне наука.
– Если всем все понятно, приступайте. Норма – две отары помыть, но если вы одну успеете, то хорошо. Старших слушать надо, – это в мой огород камешек.
– Если мы три отары успеем, премия будет? – нахально интересуюсь в ответ.
– Посмотрим, – бурчит недовольный начальник овцемойки. Но смотрит заинтересовано, хитро усмехаясь, после чего делится местной народной мудростью. – Широко шагаешь – штаны порвешь. Сначала норму сделай.
В переводе на русский, это примерно, то же самое, что «не говори гоп».
Одноклассники недоуменно смотрят на нашу пикировку, им и невдомек, ради чего все затеяно. Я же внезапно вспомнил этого Зейнуллу, и его азартную манеру спорить по любому поводу, а одновременно фантастическое занудство и скрупулезность. При этом человек он веселый и компанейский, но только если заслужишь его уважение и дружбу. Лучший способ перейти от рабовладельческого отношения к нормальному – показать, чего ты стоишь. И лучше сразу поспорить, тогда он не будет стоять над головой и критиковать каждое твое движение, неуклюжее и варварское по его компетентному мнению, единственно верному.